МУЗЫКАЛЬНО-ХОРЕОГРАФИЧЕСКИЕ ФОРМЫ КАЛУЖСКОГО ПОЛЕСЬЯ[1]

Фольклорными экспедициями Московской государственной консерватории имени П.И. Чайковского на пограничье Калужской, Брянской и Смоленской областей зафиксированы обычаи и обряды, местные особенности которых указывают на принадлежность здешней культуры к традициям Калужского Полесья. Как отмечают многие исследователи — в отечественной этнологической литературе никогда не существовало четко очерченных границ Полесья. Сам термин «Полесье» по происхождению географический, сводится к определению территорий, где пространство полей значительно меньше пространства лесов. А «полехами» — называют обывателей лесов, т.е. тип русского населения, встречаемый в полесьях. Общепринятым стало определение границ Калужского Полесья Н.И. Лебедевой, принимавшей участие в создании таких обобщающих трудов, как «Восточнославянский этнографический сборник», «Русские. Историко-этнографический атлас», «Народы мира» и др[2].

В своей статье «Этнологическое изучение Калужского Полесья как характерного этнологического района» Лебедева отметила, что «1) название Полесья будет приурочиваться не ко всякой территории, где пространство лесов преобладает над пространством полей, а к определенному району — по рекам Вытебети, Россете, Болве, Навле, Десне, району междуречья Днепра и Оки, которые будут все равно выделяться в обособленный район и называться Полесьем, если даже лес вырубят; 2) граница «Полесья»: восточная — р. Вытебеть до впадения ее в Жиздру, д. Дрёмово, Думиничи, р. Неручь, Жирятино-Десна; южная — Ружное, Чичково; река Навля входит в Полесье, которое спускается и несколько южнее, но не было обследовано»[3].

При определении границ Калужского Полесья, мы также опирались на исследование Н.И. Лебедевой «Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки»[4]. Она изучала костюм, расселение, типы построек, прядение и ткачество данного региона. Материальная культура рассматривается ей по возможности в связи с культурой духовной. Данная постановка вопроса явилась актуальной для нас в свете поставленной задачи: на примере хороводных песен установить совпадают ли выделяемые исследовательницей границы района бытования того или иного типа костюма с распространением песенной традиции.

Лебедева отмечала общую черту полехов, которая, по ее мнению, проявляется не в особенностях быта, жилища, средств передвижения, не в каком-либо обряде, а в общности присущей всем элементам культуры. Исследовательница указала, что этой чертой является степень культурности данного региона и характеризует его термином «Серость»: «Некультурность, консервативность — вот общая черта глухих уголков по Россете, Жиздре, Болве, Десне, Навле. Кажется, что леса и болота, укрывавшие население от посторонних влияний, воспитали население, порождающее необычайной архаичностью быт»[5].

На консервативность жизненного уклада населения в Калужском Полесье указывал также Д.К. Зеленин[6]. Он писал, что калужские «палехи», наряду с другими архаическими признаками культуры, сохранили наиболее древний славянский тип одежды — поневу без прошвы. Особую изолированность Калужского Полесья ощутил и В.М. Щуров, работавший в этих краях (Южнее Козельска на границе Калужской, Тульской и Орловской областей) в музыкально-этнографической экспедиции летом 1972 года. Как сообщает автор в своей статье «Песни Козельского Полесья»[7], в то время в местных лесах размещались секретные воинские подразделения, поэтому передвижения собирателя по району строго контролировалось со стороны сельской власти. Вероятно, этот факт был обусловлен исторически, поскольку данное место издревле имело особое стратегическое значение. По документальным сведениям известно (и об этом пишет также В.М. Щуров), что от реки Жиздры под Козельском начиналась возведенная в XVI веке Тульская засечная оборонительная черта для защиты от опустошительных набегов крымских и ногайских татар на южные окраинные районы Московского государства. Археологические и исторические сведения также свидетельствуют, что Полесье было пограничной полосой между славянскими поселениями, вятичей (бассейн Оки), кривичей (верховье Днепра и Десны), северян (бассейн Неруссы и Десны), а также древнейшего дославянского населения этих мест — балтоязычной голяди. Как отмечает целый ряд исследователей, именно в таких местах культурного стыка отдельных этнических групп складывается самобытный облик традиции, в котором сохраняются архаические черты. По всей видимости, эти исторические процессы освоения земель были связаны с формированием материальной и духовной культуры, а также с формированием песенных традиций данного региона.

На территории Калужского Полесья зафиксированы этнографические сведения и песенный репертуар, относящиеся к разным историко-стилевым пластам, мирно сосуществующим и взаимодополняющим друг друга. Полученные материалы, в целом, свидетельствуют о достаточно хорошей сохранности ранних форм русской традиционной культуры. Хороводные или «карагодные» (в народной терминологии) песни являются важной составляющей традиционной культуры изучаемого региона, наряду со свадебными, лирическими и календарно-обрядовыми жанрами. Из общего числа экспедиционных записей, выполненных на территории юго-западных районов Калужской области, большую часть составляют песни, связанные с движением. Музыкально-хореографические формы фольклора чрезвычайно разнообразны, они включаются в систему обрядов календарно-земледельческого круга и звучат во время осеннее-зимнего и весенне-летнего периодов народного календаря.

Зачастую народная терминология позволяет сгруппировать хороводные песни по признаку приуроченности: выделяются святочные песни — здесь их называют «свя́тошными», «эта на святки», «проходными», «посиде́лочными»; троицкие хороводные песни — «караго́дные» или «духовски́е», «круги водят»; игровые песни — «игра в гове́йны», «филипповская» и плясовые песни — «песни под скок», «скака́льные», «ско́рые», которые могли звучать как в осенне-зимний, так и весенне-летний периоды календаря.

Святочные хороводные песни исполнялись на молодежных посиделках, устраиваемых после Рождества. Их основная идея связана с выбором пары и направлена на создание будущей семьи. Большинство таких песен завершается поцелуем. Среди святочных песен можно назвать сюжеты общерусского распространения: «Со вьюном я хожу», «Летели две птички», «Хожу я гуляю вдоль хороводу», а также сюжеты местные: «Завеяло-замело», «Как пошли наши ребята». (см. раздел Святочные хороводы)

Термином «караго́дная» или «духовска́я» очень часто здесь называли духо-троицкие хороводы, однако временные рамки их исполнения могли сдвигаться ближе к Пасхе и даже к Благовещению[8]. И это не случайно, поскольку из всего числа записанных музыкально-хореографических форм значительная часть принадлежит хороводам, звучащим во время троицких гуляний. Роль весенне-летних хороводов в структуре местной традиции трудно переоценить. (см. раздел Весенне-летние хороводы) Их значение усиливается в связи с отсутствием некоторых жанров календарно-обрядового фольклора весенне-летнего периода. К примеру, нам не встретились весенние обрядовые песни, связанные с припеванием пар, а также троицкие обрядовые песни (с припевом «Маю, маю»), которые широко представлены в традициях Смоленской области. Анализируя народную музыкальную культуру старожилов Западной Сибири, А.М. Мехнецов отмечал тесную связь хороводных песен с обрядами календарного круга, «эта связь оказывается тем более определенной, что в старожильческих селах совершенно отсутствует цикл собственно календарно-обрядовых песен»[9]. Идея о замещении хороводами календаря высказывалась также О.А. Пашиной. В своей монографии «Календарно-песенный цикл у восточных славян» она отмечает, что в тех местах, где существует развитый цикл весенних хороводов, весенние заклички отсутствуют, они «соотносятся друг с другом по принципу взаимозаменяемости и с этой точки зрения должны рассматриваться как явления одного порядка»[10].

Знаковым для данного региона является обряд крещения или похорон кукушки, который проходил на Вознесение (Шостый Четверг), четверг перед Троицей (или вариант крещения на Николу летнего 22 мая)[11]. (см. раздел Троица) Подробно не останавливаясь на описании обрядового действа, отметим, что оно родственно обрядам вождения русалки на Троицу. Как отмечает Л.Н. Виноградова в статье «Мифологический аспект полесской «русальной» традиции»[12], вождение русалки свидетельствует о принадлежности данной традиции к Полесской[13]. Таким образом, калужская кукушка, обряды с которой мы записали практически во всех районах исследуемой территории, является древней традицией Полесья[14]. В ходе обряда с кукушкой совершалось ритуальное шествие, которое могло сопровождаться пением или возгласами, в этом мы так же видим проявление музыкально-хореографического начала.

д. Жилино Кировского района, 2004 г.

Во время шествия по дороге к месту совершения обрядовых действий или гуляний на Троицу (или любой другой праздник) могли исполняться и лирические песни. Они звучали также на качелях во время уличных гуляний и назывались «ре́льными» (от слова «ре́ли» — качели).

Среди огромного количества музыкально-хореографических форм фольклора калужских деревень особое место принадлежит игровым песням. Игра — это не только разновидность физической и интеллектуальной деятельности, она способствует приобщению подрастающего поколения к ритуальным формам деятельности. Исполнение игровых песен связано с разными периодами годового цикла: они могли исполняться в пост (Филипповский и Великий), во время троицких гуляний, а по некоторым комментариям исполнителей играть «в любое время мо́жна». (см. раздел Игровые песни)

Плясовые «скакальные» песни были одной из излюбленных форм общения народа и включались в систему празднично-обрядовой жизни. Они звучали практически на всех праздниках, исключая постовые периоды: на святочных посиделках, в течение Масленичной недели, во время Духо-Троицких гуляний и т.д. В плясовых песнях ярко проявляется выразительная сила пляски, основанная на ритмике приставного шага с динамичными взмахами рук и хлопками (см. раздел Плясовые песни)

Хороводные песни, как явление сложное, где неразрывно сочетаются поэтическое слово, музыка и хореографическое движение, дают предпосылки для внутрижанровой классификации.

• образно-поэтический строй «караго́дных» песен затрагивает извечные проблемы любви, дружбы, выбора пары: «Пойдем дружок, заведем кружок», доли девушки и женщины: «Я малешенек у батюшки родился, взял жену молодую» и др. В них раскрываются характер и взаимоотношения человека. Сюжеты троицких хороводных песен достаточно продолжительные, при их исполнении происходящее действо обретает массовый характер[15].
• по типу хореографического движения можно выделить ритуальные шествия с кукушкой к месту совершения обрядовых действий (описания таких процессий были записаны  в д. Жилино Кировского района), хороводы круговые («Во лужках было во лужочках», «На горушке роща березовая», «Стой моя роща»), линейные, «стенка на стенку» («Просо», «Бояре»), орнаментальные — «Плетень», хороводы с разыгрыванием («Пойдем, дружок, заведем кружок», «Из-за лесику, лесу темного», «Со вьюном я хожу»).
• музыкальный аспект позволяет выделить различные формы композиции «караго́дных» песен: хороводы с припевом и без припева (часто встречающиеся формулы припева — «Ой ли, ой ляли», «Ой,  люли, спо-люли», «Ты Дунай, мой Дунай», «Чернечик ты мой, горюн молодой»), строфические формы: аа, аб, аабб, абпб, вопросо-ответные структуры, а так же типы композиции медленно-быстро, быстро-медленно.

Большинство напевов хороводных песен Калужского Полесья имеют небольшой амбитус в объеме кварты, квинты при достаточно развитой мелодике. Нотная расшифровка многомикрофонных звукозаписей показывает, что функция каждого конкретного голоса имеет формообразующую роль. В деталях движения голосов в звучании хороводных напевов раскрывается многоголосие гетерофонного типа, свойственное раннему пласту интонирования.

Таким образом, типовые напевы хороводных песен на исследуемой территории, а также, записанные обряды с кукушкой, позволяют говорить о выделении региона Калужского Полесья. Основные напевы «караго́дных» песен («Из-за лесика, лесу темного», «На горушке роща березовая», «Из-под двух белых берез», «Во лужках-лужочках девушки танки водят», «Вдоль по морю», «Просо») записаны в районах, границы которых совпадают с территориями выделенными Лебедевой. Некоторые сюжеты имеют точечное распространение, к примеру, сюжет «Всем дружкам служба была явлена» записан только в Куйбышевском районе, что позволяет говорить о выделении локальных традиций. Думается, что данные процессы происходили в результате исторической жизни. Известно, что в Рославльском районе Смоленской области, на самой границе с Калужской областью, были зафиксированы обряды с троицкой куклой и общий песенный репертуар, позволяющий расширить границы Калужского Полесья.

[1]В основу статьи положены современные экспедиционные записи 2002-2009 гг., выполненные на территории юго-западных районов Калужской области, а также архивные материалы В.И. Харькова 1952 года, В.М. Щурова, зафиксированные в Ульяновском районе в 1972 году и С.Н. Старостина 1984-1985 гг.
[2] Восточнославянский этнографический сборник. Очерки народной материальной культуры русских, украинцев и белорусов в XIX — начале ХХ в. / Труды Института этнографии АН СССР им. Н.Н. Миклухо-Маклая. Новая серия. Т. 31. М.-Л., 1956; Русские Историко-этнографический атлас. М., 1967; Народы мира. Этнографические очерки. 18 тт. М., 1957-1966
[3] Лебедева Н.И. Этнологическое изучение Калужского Полесья как характерного этнологического района // Рязанский этнографический вестник. Научные труды. Том I. Рязань, 1996. С. 28. Южная граница Калужского Полесья ныне проходит по территории Брянской области (д. Ружное, д. Чичково). По сведениям А. Ракитина, полесские границы расширяют следующие этнографы: В.В. Пассек причисляет к Полесью также Брянский и Трубчевский уезды (Очерки России, издаваемые Вадимом Пассеком. Кн. IV, М., 1840. С. 26), С. Максимов — Севский (Древняя и Новая Россия, иллюстрированный ежемесячный исторический сборник. СПб, 1876. №8, С. 306), А.С. Тарачков прибавляет еще и Карачевский уезд. С.П. Карпов приплюсовывает юго-восточный участок современной Смоленщины: левый берег Десны и по правому на двадцать пять верст в Рославльском уезде после впадения реки Вотьмы, района, называемого «Кривым Лесом». Собственно к Калужской губернии М.Ф. Попроцкий относил Жиздринский, Козельский, Мосальский и Лихвинский уезды (Калужская губерния. Материалы для географии и статистике России, собранные офицерами генерального штаба. СПб, 1864. Ч. 1. С. 8) // Полехи (ссылка на сайт): http://slavica.5bb.ru/viewtopic.php?pid=1164
[4] Лебедева Н.И. Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки // Рязанский этнографический вестник. Научные труды». Том I, Рязань, 1996. С. 31-92
[5] Там же. С. 28
[6] Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991
[7] Щуров В.М. Песни Козельского Полесья // Живая культура российской провинции. Калужский край. Козельский район. Этнографические очерки. М., 1999. С. 90-112
[8] По экспедиционным записям 2002-2009 гг. были зафиксированы единичные свидетельства массового исполнения карагодных песен на Благовещение в д. Городец и д. Высокое Куйбышевского района, относящихся к одному кусту деревень (см. Пост). Эти свидетельства скорее являются исключением, чем правилом, поскольку Благовещение обычно попадает на период Великого Поста, запрещающего различные увеселения. Но, в виду того, что Благовещение — один из самых «больших» праздников («Птица гнезда не вьёт, девка косу не плетёт»), в этот день разрешалось водить, как правило, только один хоровод. Например, в д. Уколица Ульяновского района на Благовещение водили «Царевну», в д. Улемец Жиздринского района — «У Киеве на площади» («ходили у Киев»). Существуют также упоминания об исполнении хороводов на Масленицу, например, в с. Кузьминичи Куйбышевского района и хут. Новоалександровский Спас-Деменского района, но без указания на конкретные сюжеты. На Масленицу традиционно исполнялись плясовые «скака́льные песни»: «Ой ты, Груня », «Ой, девки-молодки» (п. Бетлица Кбш.).
[9]Мехнецов А.М. Песни русских старожилов Западной Сибири. Вып. 1.: Народные песни Томского Приобья. М.: Родникъ, 2000. С. 12
[10]Пашина О.А. Музыкальное оформление ранневесеннего периода // Каледарно-песенный цикл у восточных славян. М.: Гос. институт искусствознания, 1998. С. 40
[11]Подробнее см.: Альтшулер М.С. Калужская кукушка и ее звуковой образ в системе обрядов символических похорон // Миф. Музыка. Обряд. М., 2007. С. 203-211
[12] Славянский и Балканский фольклор. М., 1986. С. 88-135
[13] Этот обряд фиксировался также в Костромской, Тульской и Брянской областях.
[14] Исключение составляют лишь Спас-Деменский и Барятинский районы. В Спас-Деменском районе зафиксировано одно упоминание о кукушке. А в Барятинском районе, традиции которого мы застали уже на исходе, о кукушке не вспомнили.
[15] О традиции вождения хороводов на Троицу в Людиновском районе Калужской области пишет в своем отчете Н.М. Бачинская. Об этом подробнее см. : Бачинская Н.М. Отчет о поездке в Калужскую область // Из архива Кабинета народной музыки Московской консерватории. Научные труды МГК им. П.И. Чайковского. Сб. 61. М., 2007. С. 152-181