ПОСТ

Период Великого Поста — время, когда в крестьянской жизни действовало множество  запретов и ограничений. В эти дни прекращались молодежные гулянья, посиделки, не  играли свадеб, запрещалось пение песен и игра на музыкальных инструментах. Как говорили в деревне Нехочи Хвастовичского района: «гавеньё — тутава не пели. Тутава ткали, пряли, лапти плели». Определенные послабления допускались только в некоторые праздничные дни, когда разрешалось не только есть рыбу (Благовещение или Вербное воскресенье), но и разыграть хоровод или спеть песню, также строго регламентированные. В качестве таких «разрешенных» постовых песен («в говейны») в разных районах упоминались: хоровод «плетень» (д. Бакеевка Кир.), игра «Сиди, сиди Яша» (д. Бережки Крв.), «Кострома» (д. Мамоново, Якимово Крв.) и др. В д. Пеневичи на Благовещение выходили на горку и играли  2 песни: «Ой, гуси, вы гуси», «Пошёл козёл по лыки». Во многих деревнях вспоминали, что на Благовещение можно было играть в «Бояр» или «Просо». (см. Хороводы)

Ой, гуси, вы гуси д. Пеневичи Хвастовичского района, 2008 г.

Пошел козёл по лыки д. Пеневичи Хвастовичского района, 2008 г.

При этом во время поста приветствовалось пение молитв и «божественных стишков». (см. Духовные стихи)

В то же время Великий Пост являлся важным хозяйственным этапом, на него обычно попадало начало нового посевного сезона. Неудивительно поэтому, что в народном календаре на этот период приходились обязательные обрядовые действия, связанные с земледельческими работами. Это, прежде всего, закликание весны и связанная с ним выпечка обрядового печенья.

В обследованных нами районах Калужской области два вышеперечисленных действия могли иметь разную календарную приуроченность. Так, в  большинстве районов закликание весны было связано с праздником Сорока мучеников (22 марта н.с.), но в некоторых  селах оно приходилось на Благовещение (7 апреля н.с.) или даже на Сретение (15 февраля н.с.).

Изготовление обрядового печенья было распространено повсеместно на всей изучаемой территории. Оно имело свои локальные названия — жаворонки, жаворята, птушки, птички. В д. Сорокино (Улн.) вместо маленьких птичек пекли большую (на всю сковороду) сову.  Одновременно с фигурками птичек часто пекли печенье круглой формы, которое предназначалось скоту, его называли «бабóчки», «заřаняшки», «кылабóчки», «валькú».

В хорошие годы жаворонков делали из белой («праздничной») муки, но не прекращали их печь даже во время войны — «теста делали почти из мякины, řаладуха была, а пекли. Картошки патолкут. Как жаваронок. Канапельки в глаза. Хвостик разрезали и наверх. Теста на ночь паставишь, закислишь, а утром раскатаешь» (д. Стайки Хвст.)

Иногда делали узор зубьями гребня - «уřладять ращесачкай» (д. Соломоновка Крв.). В Думиничском районе птушек украшали фантиками, свернутыми определенным образом: «А мы спичечку, řармошечкой вот так свернем и спичечкой чуточку. Атломим спичечку нáтрое. Если шёлковая тряпочка, то надерřаем шёлку, ниточек» (д. Брынь Дмн.).

Довольно часто выпечка птушек сопровождалась гаданием — в тесто клали монетку и смотрели, кому она достанется при раздаче: «там щастье закатают» (д. Нехочи Хвст.).

Нередко дети тоже должны были участвовать в изготовлении печенья: «Усе заставляли нас делать этых птенчикав, и кароўкам, и авечкам всем дать нада». (д. Верхнее Ашково Жздр.)

Жаворонки были обязательным угощением для других детей: «и пайдём па деревне ребятам раздавать» (д. Брынь Дмн.). В дальнейшем с ними поступали по-разному, но основной целью совершаемых действий была имитация прилета настоящих птиц. Для этого жаворонков подкидывали вверх или бросали в снег — «чей дальше долетит» (д. Белый Колодец Жздр.), прикрепляли их к дуге лошади (д. Гайдуки Сп.-Дм.), привязывали на ниточку — «вроде бы птичка летает» (д. Кудрявец Хвст.), сажали на колья забора («на солнышко») или на веточку в овраге (д. Вертное Дмн.). В Хвастовичском районе с жаворонками бегали на ригу (овин) и ели жаворонков там, оставляя часть для настоящих птиц.

С жаворонками также катались на качелях, которые в некоторых районах устанавливали как раз на Сороки в сараях или ригах; при этом выкрикивали заклички: «Кащались и тах-та крищали. Да, на кащелях» (с. Кузьминичи Кбш.).

Обрядовое печенье, предназначавшееся для скота, обычно пекли круглым. Оно, видимо, наделялось продуцирующими свойствами, так как его давали по числу приплода, которое желали для домашних животных:  «авечичкам — две, штобы два ягнёнка было» (д. Раменное Крв.), «парасятам пабольше, каровам паменьше, но бальшую» (д. Козловка Кбш.). Иногда обрядовое печенье хранили и использовали в других случаях: «каřда выřаняют первай день, и заřаняшку эту дают скоту» (д. Закрутое Кбш.). В деревне Сорокино Ульяновского района «валькú», которые пекли для скота, должны были быть числом сорок, в связи с праздником Сорока мучеников.

Меньше рассказов зафиксировано в отношении другого обрядового печенья: на Средокрестие пекли кресты, а на Благовещение — просвирки, которые тоже наделялись магическими свойствами — их брали с собой на первый посев (д. Раменное Крв.).

Из другой ритуальной пищи, употребляемой в пост, следует упомянуть кисель, который в чистый четверг перед Пасхой варили в селах Спас-Деменского района. С помощью этого киселя пытались задобрить уходящую зиму: «“Дед Мароз! Ни хади к нам в овёс, а хади кисель исть!”. На крышу вот лазали. Баба же, свекров, нальет киселя, палезет на паталок, кричит: “Дед Мароз! Ни хади в авёс! Хади к нам кисили исть!” Кричит на фсю деревню!» (д. Клюшки Сп.-Дм.). Второе упоминание об овсяном киселе, как о магической пище, встретилось в д. Чипляево (Сп.-Дм.), однако здесь, по словам информанта, ею зазывали весну: «Весну зазывали, только дома. Бабка моя варила кисель авсяный, с этим киселем мы шли на крышу. Весна-красна! Што ты нам принесла?»

Этот сохранивший в себе языческие мотивы заклинания природы и угощения природных сил обряд перекликается с другим обрядом — проводов зимы на Сретение, зафиксированном в некоторых селах Хвастовичского района. (см. Масленица)

В некоторых районах Калужской области основные действия по закликанию весны приходились не на Сороки, а на Благовещение. Часто они могли сосуществовать — тогда на Сороки пекли птушек (и зазывали жаворонков), а на Благовещение закликали весну с помощью других закличек.

В Спас-Деменском районе сохранился обычай «греть весну» на Благовещение.

Подобный обычай зафиксирован также в соседних юго-восточных районах Смоленской области, на что указывают авторы Смоленского музыкально-этнографического сборника[1].

Обычай «греть весну» в отличие от Сороков, в которых основная роль принадлежала детям, совершался молодежью (иногда ходили все жители, независимо от возраста). Для этого молодые жгли костры где-то в лесу или овраге возле деревни и прыгали через огонь:  «Саберём саломы плахой. Скажут: “Идитя, весну пагрейтя!” Хадили за деревню. Снапы зажигали. “Весна-красна, што ты нам принесла. Кишка в мешке, силизня в горшке”. Прыгали, когда это пригаваривали. Через агонь прыгали, ребята маладые были, кто дальше» (д. Нестеры Сп.-Дм.). Иногда сжигаемая солома могла трансформироваться в куклу, что роднило этот обычай с масленичным сжиганием соломенного чучела, практически нигде не зафиксированным на исследованной нами территории: «А эта весну бы[ва]ла на улице саберемся. На поле саломы наскребем плахой, радители скажут, шо идите така-так. Чучела делали из саломы, адевали шапку старую рваную какую-нибудь, кастюм там, што, все равно ж сгарит эта всё» (д. Нестеры Сп.-Дм.).

Заклички, исполняемые во время хождения вокруг костра или просто в этот день, в Спас-Деменском районе, зафиксированы с разными вариантами текста:

Весна крысна,
Пачём ты шла,
Весна крысна,
Што ты нам принесла,
Принесла я вам,
Три уřоддица,
Палуřодьица,
А первая уřадьё
То на снеř дано,
А втарое уřадьё,
Саха в поле,
Бырана в поле,
А третие уřадьё
Пастух в поле,
Пасвистывает,
Пахлыстывает (х. Новоалександровский Сп-Дм.)

Варианты этого текста касались, прежде всего, обещаний, которые должна была выполнить «весна»: «девкам по калечку, ребятам по яечку, девкам по берёстенке, мальчишкам по каростенке» (д. Лазинки Сп-Дм.) и т.д.

Заклички с таким текстом в других районах записывались нами неоднократно. Они были приурочены к Сорокам. Этот же текст часто контаминируется с другим — обращением к жаворонкам:

Жаваронки маи,
Прилетите ко мне,
Мне зима надаела,
Усю сена паела,
Весна-красна,
На чём ты шла,
На сахе, на баране,
На кривой верьтине! (д. Уколица Улн.)

 
Жаворонки д. Поляны Думиничского района, 2009 г.

В соседней с Уколицей деревне Сорокино весной пели приуроченные лирические песни, который близки по звучанию к календарно-обрядовым песням.

То-то тошно, поется весной. д. Сорокино Ульяновского района. Запись В.М. Щурова, 1972 г.

В Спас-Деменском районе сохранились воспоминания еще об одном детском обычае, связанном с Великопостным периодом: похоронах насекомых. «У нас на Сороки клопов харанили дети раньше. Напикём бабков. Дед крест сделает, тряпачку на хрестик — рушничок. Паложуть в карабок и понесут. Наши дефки, бывало, причитывают. Смиялись там. Там, в снегу, вырают ямочку и паставят хрестик, каробочку эту паложуть. Дети буловалися» (д. Клюшки Сп.-Дм.). Символические похороны — обычай, зафиксированный в Калужской области в основном в связи с похоронами кукушки[2]. (см. раздел Троица). В других областях похороны насекомых производились чаще всего на 1 сентября (Семен-день, Липецкая, Тульская области) или на Филипповское заговенье (напр., Рязанская область[3]). Зафиксированные в Спас-Деменском районе случаи для Калужской области являются единичными. Многие моменты обряда перекликаются с обрядом похорон кукушки, например, объединение молодежи в половозрастные социальные группы: «На Благовещение, бывала, мы крестики становим, тараканов хароним. Ребяты падсмотрют, наши крясты паламають. Крест с палощек. Вот у грабов мы их наловим, павезём харанить, усе девки. Магилачку закапываим, и крестики сделаим. Если уже дужа лёд да снег, то са снега. А ребята прибегают, паминаем тагда тараканов, возьмём кое-што» (д. Нестеры Сп.-Дм.).

К сожалению, плачей, сопровождающих похороны насекомых, нам записать не удалось. В д. Буда Спас-Деменского района зафиксирован лишь фрагмент текста причитания: «паймаем таракана и у каробачку. У лапоть. Так кладём ету коробочку, накрыем  тряпочкой и паехали, крестик сделаим, и паехали харанить яго, их. Привязём там, у снег закапаим, паплачим. ну там хто как у-у-у-у... А патом идём паминать их. Сабираимся к каму-нибудь там, на адин двор, приносим хто батьвинья, тада же батьвиния варили, там хлебушка и паминаим. И вот причитывали: “Жил ты — не житель, И памёр ты, не радитель”».

Заклички. Хотя жанр закличек на обследованной территории Калужского края был повсеместно распространен, в наших записях он представлен недостаточно полно. В частности, не хватает  материала из некоторых районов — совсем не записаны заклички в Сухиничском районе, единичная запись была сделана в Барятинском районе.

Заклички, которые удалось собрать, имеют много общих музыкально-стилевых черт. В большинстве своем это достаточно простые по мелодике напевы, строящиеся на коротких мелодических сегментах в небольшом амбитусе. Часто они исполняются в речитативной манере, или же, начавшись мелодически определенно, заканчиваются декламацией.

Весна-красна,
На чем пришла,
На сахе, на баране,
На ржаном колосе,
На желтом песке,
На зеленой траве,
Птушки-какушки,
Несите пряснушки,
У нас сорак-сараков,
Сорак мученав,
Сорак труженикав

Возможно, простота напева и речитация связаны с тем, что большей частью заклички исполнялись детьми во время быстрого движения — бега, прыжков, подкидывания жаворонков или качания с ними на качелях. Некоторые заклички включают имитацию птичьих криков: «Чувиль-виль-виль!» или же даже ограничиваются ими: «Жаворонок, чуть жив, жаворонок, чуть жив!» (выкрик на Сороки, д. Бережки Жздр.)

Более развитые мелодические варианты в наших записях встречаются в небольшом количестве, поэтому мы не можем провести статистику их локального происхождения. Так, в Куйбышевском районе записана закличка, по своим мелодическим характеристикам и ритмической организации стиха примыкающая к распространенному типу смоленских веснянок — со стихом 5+5, лежащим в основе поэтического текста. Ее звуковысотная организация представляется собой секунду с субтерцией и производных от нее мелодических версий[4]. Такая, достаточно сложная для исполнения композиция явно принадлежала взрослым, а не детям.

д. Городец Куйбышевского района, 2004 г.

 Кроме этого, говоря о музыкальном наполнении Великопостного периода, необходимо сказать и о необычной форме бытования пасхального тропаря «Христос воскресе», а именно его исполнении во время поста. Особенно интересны те записи, где исполнение закличек и постового варианта пасхального тропаря идут одно за другим, воспроизводя естественное звучание в традиции. (см. Пасха).

[1]Смоленский музыкально-этнографический сборник. Том 1. Календарные обряды и песни. М., 2003. С. 21
[2]В годовом цикле русских аграрных праздников существуют обряды, сценарии которых необычайно похожи и часто взаимодополняемы. Об этом феномене в 1963 г. В.Я. Пропп писал: «При сравнении праздников между собой обнаружится, что частично они состоят из одинаковых слагаемых, иногда различно оформленных, а иногда и просто тождественных».  (См.: Пропп В.Я. Русские аграрные праздники: Опыт историко-этнографического исследования. СПб., 1995. С. 22
[3] Морозов И.А. Таракана  хоронить. (См.: Морозов И.А., Слепцова И.С., Гилярова Н.Н., Чижикова Л.Н. Рязанская традиционная культура первой половины XX века. Шацкий этнодиалектный словарь // Рязанский этнографический вестник. Рязань, 2001. С. 393—400
[4]Более подробно см.: Пашина О.А. Типологическая систематика весенних закличек // Смоленский музыкально-этнографический сборник. Том 1. Календарные обряды и песни. М., 2003. С. 27-40